Так почему же она клюет? О восприятии спиннинговых приманок рыбами.

Идея этой статьи выросла из долго не дававших мне покоя размышлений на тему того, почему хищная рыба вообще берет искусственные приманки. Ведь различий (замечаемых даже нами) между ними и реальными, живыми кормовыми объектами гораздо больше, чем сходства.

Заодно, поскольку эти темы в значительной мере связаны одна с другой, придется изложить более подробно, чем раньше, свои мысли по поводу цветов приманок, с которыми дело обстоит и чуть сложнее, чем кажется, и, в то же время, проще. Ну и психология рыболова, куда же без неё. Заодно разберем парочку популярных в нашей среде мифов.

Сразу оговорюсь: всё нижесказанное — моё личное мнение, на истину в последней, да и какой угодно иной инстанции, оно не претендует. А в качестве основного подопытного выступит, разумеется, всеми любимая щука как наиболее показательный и удобный вариант.

Сразу условимся взять за аксиому утверждение о том, что наши органы чувств не дают сколь-либо полного представления о том, как и чем воспринимает окружающие объекты рыба. 

Даже самое близкое из того, что нас объединяет, зрение, слишком сильно отличается. Хотя существуют научные выкладки насчет того, что именно (в плане воспринимаемого спектра) и как далеко видят рыбы тех или иных видов, это нам мало что дает. Проанализировать строение глаза — это хорошо, но ведь в зрении глаз — это лишь полдела. Значительную работу в плане обработки и корректировки зрительной картины выполняет мозг. Но и сама картина — это, опять же, лишь полдела, решающее же значение имеет то, что из нее мозг воспринимает как тактически полезную информацию, а что нет, что мозг замечает, а что нет. То есть, глаз — это одно, а рефлексы — совсем другое.

В подобных вопросах и сами ученые изрядно плавают, и ничего определенного и твердо доказанного сообщить они нам не могут (рыба им не докладывала), поэтому ломать над этим голову — зря тратить время.  Да и сам спектр — далеко не главное. Есть параметры и поважнее.

Зато мы точно знаем, чего рыба не может, и это важно. У рыб нет бинокулярного стереоскопического зрения. У нее очень широкий, но плоский обзор плюс мертвая зона спереди; в этом она, пожалуй, уступает не только сухопутным хищникам, но и сухопутным травоядным тоже.

В таком ракурсе прекрасно видно, что ни при каких обстоятельствах щука не сможет вывернуться так, чтобы убрать слепую зону перед носом. Красные кружки — сейсмосенсорные каналы боковой линии. 

По вполне понятным причинам рыба не может сфокусировать оба глаза в одной точке, ничего не нарушая в своей анатомии, а ведь это необходимый критерий «охотничьего» бинокулярного зрения.

Насколько важно для хищника бинокулярное зрение, думаю, всем, сколь-либо глубоко интересовавшимся вопросом, понятно. Одно его отсутствие уже недвусмысленно намекает, что преимущества его заменены другим органом чувств, ведь потребность хищника в точном броске никуда не исчезла. 

Морские китообразные скомпенсировали этот недостаток прямым аналогом акустического сонара, хрящевые рыбы, акулы и скаты — электрочувствительностью, а другие рыбы, в том числе наши пресноводные, пошли другим путем. Пожалуй, это самое важное отличие рыбьего зрения от нашего, порождающее множество заблуждений о восприятии рыбой зрительных образов и их общей важности. Дальномер и прицел у рыбы работают по другому принципу.

Вы, кстати, интересовались, что за симметричные парные ямки у щуки на голове? Вот это оно самое — сейсмосенсорные каналы боковой линии, да еще и расположенные как раз там, где их наличие у хищника наиболее логично. 

Я отметил на фото сейсмосенсорные рецепторы на голове у щуки. Как видим, она просто испещрена ими со всех сторон. О важности органа можно судить хотя бы по количеству рецепторов.

У других хищников тоже есть аналогичные рецепторы, но не так ярко выраженные, как у щуки. Как пример — окунь. Это не все, а лишь те, что сумел опознать на фото.

Работу второго (если не первого) по важности органа чувств рыбы, боковой линии, мы можем разве что представить себе с той или иной степенью верности (скорее всего — с очень низкой), так как у нас такого органа нет и как он работает, что при этом рыба чувствует, мы понятия не имеем (разве что в теории). 

Мне вот удобно думать, что это что-то среднее между слухом и осязанием, но, может быть, все совсем не так. Никто ведь не отменял того, что количество может переходить в качество, а количество хотя бы головных рецепторов боковой линии, причем парных, впечатляет. Вполне может статься, что рыба просто осязает всё, что происходит в некоем неизвестном нам радиусе водного пространства так, как мы ощущаем, к примеру,  прикосновение к коже — точно позиционируя его. Но это в идеальных условиях, а в действительности работа и этого органа чувств, очевидно, значительно смазывается течениями и прочими фоновыми возмущениями толщи воды. Зато дает и преимущество — возможность идти по следу из колебаний воды, оставляемому любыми движущимися объектами, и, насколько известно, даже идентифицировать оставивших его существ. 

Столь ли редки случаи, когда, идя за приманкой, щука выскакивает из воды у самых наших ног и, что важно, спустя какое-то время после извлечения приманки из воды, в месте извлечения и по траектории приманки? Она явно шла именно по гидродинамическому следу, причем не видела, что приманки в воде уже нет. 

Вспомним также результаты опытов над щукой. Слепые щуки способны успешно охотиться, а вот те, у которых была повреждена боковая линия — нет. Собственно, памятуя об этих опытах, я отпускаю щук с поврежденными крючками глазами (всякое ведь бывает, особенно при ловле на воблеры) без особых опасений за их дальнейшую судьбу как охотников.

Ну а глаза... Глаза, разумеется, тоже важны, но скорее, по моему мнению, для ориентации среди предметов подводной обстановки, не вызывающих тех водных возмущений, на которые реагируют органы боковой линии, — зарослей, коряг и так далее. И для дальнего обнаружения добычи. Но полагаться на них, с их обширной мертвой зоной спереди, при броске — это уже спорно. 

Обоняние нам более-менее понятно, хотя у человека оно очень слабое и не дающее полного представления об обонянии действительно хорошем. Со вкусом похожая история.  Как работает слух у рыб, нам также представить сложновато, так как у них есть только внутреннее ухо, совмещенное с вестибулярным аппаратом.

Таков вот наш «противник», относительно плохо, недалеко и плоско видящий, с неясно каким  (но давайте условимся, что с хорошим) слухом, великолепно воспринимающий любые вибрации в воде посредством боковой линии, дающей, судя по всему, еще и достаточно полное представление о том, где находится их источник или куда он направляется (развитие такого органа чувств и его главенство над прочими логично при жизни в плотной среде, замечательно передающей любые колебания, и даже, если можно так выразиться, потоки колебаний). 

Рыбы обладают хорошим обонянием, но нам с того проку немного, разве что мы будем ловить на естественные приманки, но давайте условимся, что мы этого делать не будем. Наша ловля — спортивная, и негоже убивать одно живое существо, чтобы поймать и отпустить другое. 

Это я все к тому, что попытки предложить рыбе «натуралистичные» приманки немного неадекватны уже по причине того, что мы понятия не имеем, как воспринимает приманку рыба, а следовательно не можем иметь и представления о том, натуральны ли наши «натуралки». Натуральность полезна в плане веры в приманку, ну а прочее…

А кстати, знаете, сколько вы поймаете рыбы, если будете располагать действительно неотличимой от живого кормового объекта приманкой и подобающими, реалистичными способами проводки? Да почти нисколько. Звучит как провокация? 

Вся штука в том, что в этом случае ваша приманка затеряется среди себе подобных, например среди стайки малька, и шанс, что рыба выберет именно её, будет сильно невелик — один к сотне, или сколько там малька в стайке… Это явно не тот расклад, который нам нужен, верно?

— Но возможно, — скажете вы, — одиночная рыбка вызовет больше внимания? — Возможно, да. Но, к сожалению, мы не можем выбрать участки, на которых кроме нашей приманки не будет больше никаких кормовых объектов. Мы просто не видим, есть там они или нет. Еще один важный момент: даже одиночный объект, если он будет вести себя точно так же, как стайный, будет для хищника под вопросом, так как ведет он себя, как здоровый, а следовательно, его сложно поймать. Конечно, инстинктивно хищник может среагировать на одиночную рыбку просто потому, что она одиночная, но, опять же, с пустым от другого корма участком может только «повезти», да и интерес хищника к такому участку, мягко говоря, под вопросом.

Поэтому для повышения шансов на поклевку приманка должна выделяться из общей массы кормовых объектов. К нашему счастью, мы просто не в состоянии обеспечить такую реалистичность, чтобы всё вышеизложенное создало нам реальные проблемы. Все наши приманки в той или иной мере нереалистичны. 

Здесь стоит иметь ввиду, что мы имеем дело с полностью управляемым инстинктами биороботом, запрограммированным поедать то, что он в состоянии догнать, не тратя много сил. Можно часами гоняться за стайкой здоровой уклейки и растратить все свои силы, но куда логичнее попробовать на зуб нечто незнакомое, но доступное для поимки. В конце концов, в случае неудачи объект можно просто выплюнуть, точнее — можно было, сотни миллионов лет до того момента, как мы стали подсовывать рыбе дурилки с крючками, которые так просто не выплюнешь.

Эта тактика раньше не приносила проблем, поэтому без особых колебаний используется рыбой и сейчас. Стоит рыбе отойти от стресса, и она через очень непродолжительное время попадется на том же самом месте и на ту же самую приманку, с которой она, к примеру, сошла в прошлый раз. 

На рыбье несчастье, эволюция работает медленно, и пока она как-то отреагирует на этот вызов, пройдет значительное время. Лишь поэтому мы что-то ловим. Для рыбы каждый раз — первый, и лишь по прошествии энного количества поимок одной и той же рыбины на одну и ту же приманку в ней начинает просыпаться какое-то подобие индивидуальности, она «привыкает». 

Или же срабатывает выборочная селекция: вся рыба, склонная реагировать на определенную приманку, выбивается этой приманкой и не дает такого же склонного ловиться на эту приманку потомства. 

Из-за этих двух факторов, «наколотости» рыбы и отбора, эффективность отдельно взятой приманки гипотетически может снижаться, хотя точно установить это сложно, потому что подобные мелочи заслоняются общим выбиванием рыбы любыми приманками. 

Теперь, исходя из вышесказанного, стоит обозначить круг задач для приманки. 

• 1. Она должна/может отличаться от основной массы кормовых объектов.
• 2. Она не должна пугать хищника.
• 3. Все-таки крайне желательно, чтобы её поведение напоминало какую-то живность.
• 4. Хищник должен быть уверен, что сможет поймать приманку.
• 5. Какой-либо яркий элемент реалистичности не повредит.

Под все эти требования замечательно подходят воблеры-составники, хорошо отвечающие кругу задач и порой уловистые настолько, что удачные модели иногда даже в шутку называют «читерскими приманками». 

• Во-первых, воблер с погремушкой, часто очень громкой, какого-то невообразимого цвета, и с ненормальным из-за лопасти поведением, определенно сложно перепутать с мальком. Уже есть отличие. 
• Во-вторых, размер воблера и мягкость анимации не пугают не то что хищника, но и других мальков. 
• В-третьих, отдельные рывочки с паузами имитируют живой объект, а степень сходства зависит лишь от вашего мастерства. 
• В-четвертых, общая скорость проводки невелика, и у хищника нет оснований отменять атаку из-за излишней активности объекта. 
• В-пятых, в качестве элемента реалистичности служит эффект составника. Воблер напоминает не просто живую и изгибающуюся рыбку, но почти перекушенную пополам, такую, что скоро отдаст концы, но пока еще дергается. 

Уйти она точно не сможет, она даже курс не в состоянии держать, и сам водяной велел ее атаковать. 

И именно работой по неактивной рыбе составники заслужили свою репутацию. То есть, эффект обманки в их случае максимален, а баланс между обособленностью от основной массы корма и реалистичностью — оптимален.

Конечно, в зависимости от условий и активности рыбы эти приоритеты могут смещаться по шкале значимости. Например, работая с воблером-поисковиком по активной рыбе на больших площадях, мы определенно жертвуем значительной частью малоактивной рыбы, которая будет напугана крупным, скоростным и грохочущим поисковиком, а ловиться будет лишь та рыба, что согласна гоняться. 

Но если есть основания ожидать высокой активности рыбы, то этот вариант может оказаться предпочтительнее, чем те же составники и прочие точечники (бывает, что рыба не хочет размениваться на мелочь и согласна приложить какие-то усилия, чтобы набить себя добычей покрупнее). Но даже в этом случае отличие приманки от типового кормового объекта послужит нам на пользу.

Ну а цвет приманки? Прекрасно понимая, насколько это одиозная тема, насколько упрямы сторонники и той и другой точек зрения, попытаюсь все же разобраться с этим вопросом в свете вышеизложенного. Если мы условились, что достаточно реалистичных приманок, способных действительно сойти за естественный кормовой объект, доступный нашему целевому хищнику, у нас просто нет, то тут снова начинается интересное.

Какой кормовой объект щуки в природе выглядит вот так? Правильно, никакой. Почему ест? 

Инстинкты велят хищнику пробовать незнакомое на зуб, после чего или глотать, или выплевывать, если в пищу непригодно. Ну а там уж так ли важно, какого оно цвета? Будь оно так важно, «приманки-натуралки» имели бы бесспорное преимущество, и с большим отрывом по поклевкам, перед приманками других расцветок. Но ведь этого в действительности не происходит, рыба атакует все, что ей предлагается на пробу (если только мы не допустили серьезных ошибок в других аспектах ловли). Будь оно так, воблеры-точечники для неактивной рыбы стоило бы красить только в неброскую «натуралку», но это не подтверждается практикой. Если оно выглядит не так, как кормовой объект, движется не так, звучит не так, от него не такой гидродинамический след, то зачем же обязательно требовать попадания в цвет? 

Почему рыба вообще ест «вырвиглазную кислоту» самых праздничных расцветок, никогда не встречающихся в естественных условиях, почему ест морские призматики, почему ест воблеры, вообще не окрашенные ни в какие цвета? 

И ведь агрессивная окраска отнюдь не вредит спокойным точечникам, а поисковикам не дает каких-то дополнительных баллов выше их обычных качеств. Бывает, что постановка вопроса оказывается красноречивее самого ответа. 

А этим двум чего в жизни не хватало? 

Так вот, достаточно очевидно, что рыба восринимает наши приманки отнюдь не как карасиков и уклеек, как многие любят выражаться, а как незнакомый, но, возможно, съедобный объект. Качества и свойства этого объекта могут быть произвольными, а точный ответ, насколько такая комбинация ни на что не похожих компонентов интересна рыбе, может дать только рыба (и еще, конечно, практика). И очень часто она одобряет самые нелепые, на первый взгляд, сочетания. Ест же она, например, спиннербейт. Да хоть бы и просто вертушку. Что они напоминают из натурального? Насекомое? Вы серьезно? Не забывайте о гидродинамике, а также о том, что насекомые не летают под водой, а потому этот образ рыбам совершенно не знаком. А ведь едят. 

Что хотел нам сообщить своим поступком этот микроб?

А этот бедолага?

Закругляясь, сообщу свои выводы. Ловя на искусственные приманки, призванные обмануть рыбу, мы не столько её обманываем, сколько эксплуатируем один из основных и мощнейших инстинктов любой жизни — неистребимую тягу к экспансии и к расширению кормовой базы. Рыба кидается на наши приманки лишь только потому, что не может этого не делать, иначе её вид давно бы уже вымер, законсервировав себя в обреченной на изменения и исчезновение экосистеме. 

И все мы слышали истории про какого-нибудь деда, который совершенно заурядной колебалкой облавливал всех подчистую, заставляя свидетелей распускать легенды о колебалке незаурядной, иначе им пришлось бы признать, что это дед — незаурядный, а это уже било бы по самолюбию, или про какого-нибудь местного дядьку, который делает то же самое лишь одним каким-то воблером, которому и названия не помнит, а все почему? Да просто потому, что он достиг дзена, и понял, что все зависит только от него самого, потому что анимация приманки — это всё. Он умеет главное — вдохнуть в неё жизнь. Прочее вторично.

Сдается мне, единственное, что действительно имеет большое значение, — это то, насколько наши действия заставляют приманку выглядеть чем-то живым, реагирующим, трепыхающимся. И насколько приманка позволяет себя анимировать подобным образом. Напомню, что до нас то, что выглядело живым, скорее всего живым и съедобным и являлось. У рыбы не было причин не доверять своим инстинктам. И тем больше причин у нас проявлять гуманность к ней.

А потому ловите и отпускайте рыбу!