Рассказы о рыбаках. Дед Налим.

Познакомился я с дедом Налимом у дверей нашей деревенской почты в ожидании почтовой машины. Я выскочил на минуточку, чтобы сразу забрать прибывшую прессу и почитать за обедом, а дед дожидался пенсии, которая должна была подъехать из района.

Среднего роста, сухощавый, морщинистый, но ещё очень крепкий дед имел ехидное выражение лица, бронзовую от постоянного пребывания на свежем воздухе кожу и небыструю, но без пауз речь.

Увидев нового человека, да ещё по слухам интересующегося рыбалкой, дед не мог упустить случая, чтобы не наехать ему на уши. Слово за слово и дед Налим выдал сногсшибательную историю, рисующую масштабные перспективы налимьей рыбалки на новом месте жительства.

Речь зашла о небольшом лесном озере, расположенном в двух километрах от деревни.

-Ты знаешь, какие там налимы водятся?- поинтересовался дед. И тут же без паузы выдал короткий, но яркий рассказ.

Пошел я на днях туда фитили (морды, верши и т.п.) проверять. Зашёл в болотниках и иду вдоль берега. Вдруг вижу – налим у самого камыша, на мели. Огромный! Вот с эти доски. Тут дед указал на сложенный у стен почты штабель четырехметровых досок.

«Ого, вот это заливает», - подумал я... А дед, тем временем продолжал.

Я схватил фитиль и давай им его тихонько от глубины отгораживать. Налим мееееедленно в сторону. Тогда я бросаю фитиль и хватаю его руками! Дед выдержал эффектную паузу, продемонстрировав руками не полностью сомкнутое кольцо, и, махнув рукой, резюмировал упавшим голосом: «Да где там, даже не обхватил…» Ясно давая понять, что толщина налима была просто запредельной.

Рассказчиком дед был отменным. Но, если разговаривая с любым местным рыболовом, я мысленно уменьшаю размер его добычи на 20-50%, в зависимости от человека, то осетра деда резать надо сразу на порядок, а то и на пару порядков.

- Вчера окуней поймал штук 100, и каждый не меньше килограмма!

- Так, как ты их донес?

- А что его нести, окунь же легкий…

Но надо сказать, что в налимьей рыбалке дед был специалистом отменным. Начинал он сезон охоты на налима единственный в деревне, а может и на побережье, всегда в Новогоднюю ночь. При том, что массовый лов «лягух», как часто называют налима на Ладоге, начинается с 20-х чисел января и продолжается до середины февраля. До и после этого времени ловят хищника только настоящие спецы и фанаты этой непростой и крайне трудовой рыбалки. И именно таким специалистом дед Налим однозначно являлся. Каждую Новогоднюю ночь и практически все последующие до массового нереста, он мог намотать по Ладоге пару десятков километров в поисках своей извечной добычи. В это время налим еще только подходит к берегам, гнезда не сформированы и отдельные экземпляры просто продолжают питаться, набивая пузо перед нелегким делом продолжения рода.

Поймать налима такой порой на блесну очень непросто, и даже дед, отбегав за ночь огромные расстояния, периодически возвращался пустым. И тогда его рассказ в парилке местной совхозной бани, где куча благодарных зрителей слушала, просто открыв рот, выглядел примерно так.

Пошел, как всегда, 31-го в ночь на налима. Я же знаю, где я его возьму. Сверлю первую, вторую, третью – нет. Сверлю восьмую, девятую, десятую – снова нет. Но я же точно знаю, где он должен быть! Перехожу. Сверлю 16, 17, 18-ую – нет. Перехожу. Тут дед Налим резко повышал голос и добавлял в тональность куража – сверлю 25, 26, 27-ую! Ан нет….

Впрочем, совсем не факт, что дед вернулся в ту ночь пустым. Вполне реально, что налима он нашел и уже на следующую ночь снова рванул к заветной точке. Но эту информацию он оставит при себе или отправит слушателей, тех, кто понаивней, туда, где и Макар телят не пас. Лишь бы не помешали.

А когда начинался нерест, то налим становился легкой добычей и безжалостно выбивался местным населением. Нерестится налим всегда в одних и тех же местах. Народ эти точки знает, а приезжие из соседних деревень мужики ориентируются на местных и тоже без рыбы в пик клева уезжают нечасто.

Когда стемнеет, 7-8 человек заезжих любителей на перспективном месте в ожидании подхода гнезда сосредотачивались очень быстро.

У деревенских - работа, дом, хозяйство, и они обычно подтягивались позже. Появление на Ладоге деда Налима в своей знаменитой на всю округу большой белой шапке открывало шоу, уровень которого даже не снился лучшим режиссерам Первого канала.

Что-нибудь недовольно пробурчав (мол, понаехали, нормальному рыбаку сесть негде), дед отходил в сторонку метров на 20-25 и устраивался на шарабане. Все было рассчитано до сантиметра. На таком расстоянии зимней ночью виден только силуэт конкурента и совершенно не видно деталей. Не проходило и минуты, как дед, воровато оглядываясь, вскакивал, лихорадочно махал руками, потом вдруг с матом падал на колени и начинал ковыряться прямо в лунке. Потом снова вскакивал и пытался шумно затолкать что-то в шарабан ногой. Затем демонстративно поворачивался к остальным спиной и долго возился у лунки.

Воображение заезжих любителей тут же дорисовывало сокрытое. Поймал большую «мамку», и она не пролезала в лунку- вытаскивал рукой, не влезла в ящик - и затолкал ее ногой, а сейчас добивает оставшееся «гнездо».

Пять минут, и все рыболовы тут же обсверливают деда со всех сторон. Изобразив оскорбленную невинность и пробурчав негромко, но чтобы было слышно всем: мол, понаедут тут, дырок под шарабан понасверлят…, но я свою рыбу везде поймаю. Дед тут же собирается и занимает самое козырное место, которое ему только что освободили заезжие дилетанты.

Вообще, творческая жилка у Налима была мощной, а воображение запредельным. Вырасти он в другой среде, и карьера писателя, сценариста или драматурга была бы для него самым естественным жизненным путем. Здесь же все выливалось в эффектные рассказы, которые обожали местные мужики, да в бытовые хитрости, которые были настолько оригинальными и неожиданными, что народ просто не мог на них обижаться.

Налимом деда прозвали после случая, когда он продал одной местной бабке огромную «мамку», набитую железными болтами. А когда на следующий день после чистки, она выкатила рыбаку претензии, то пояснил, что выловил «лягуху» у совхозного гаража и, мол, именно там она железа и наелась перед нерестом, чтобы легче выходила икра. Естественно, дед сам натолкал болтов внутрь рыбины для веса.

Но пиком «творчества» деда стала нашумевшая операция «Минтай». В те времена местный зверосовхоз процветал. Пушное звероводство базировалось на морской рыбе, которую привозили замороженной в железнодорожных вагонах. Естественно, народный девиз времен СССР «Все вокруг колхозное, все вокруг мое» полностью отражал настоящее положение дел. Зверькам в лучшем случае доставалось чуть больше половины приехавшей рыбы. Все остальное растаскивалось местным населением по домам. Рыбу ели сами, рыбой кормили собак и кошек. Рыба шла, как средство обмена с жителями соседних деревень, где пушного звероводства не было, но было что-то другое.

Повстречав на озере зимней ночью пьяных мужиков из соседней деревни, лихо отмечавших день рождения одного из них, дед сначала долго удивлялся настоящему чуду, которое с ним произошло – вышел на налима, а клюют судаки! И дед тыкал пальцем в темноту, в валявшегося возле лунки в снегу минтая. А потом продал «судаков» коллегам за бутылку водки, по-быстрому забросав рыбу в пакет. Правда, после этого случая остаток зимы на ночную рыбалку Налим ходил в шапке темного цвета….

Хотя дед был отличным рассказчиком и на озере ему были рады в любой компании, по сути своей он был одиночкой. Рыбачил всегда один и близко ни с кем не сходился. Как-то незаметно дед Налим стал все реже появляться на Ладоге, и совсем перестали циркулировать в народе рассказы о его новых похождениях. Больше пересказывали старые. Местные говорили – болеет.

Похоронили деда в самые лютые морозы, когда налим, как и на протяжении веков, сбивается в стаи, чтобы дать потомство и продолжить свой вечный жизненный цикл. Нет его уже года три. Но до сих пор, сидя зимней ночью у лунки, нет-нет да и поймаешь себя на мысли, что мелькнет сейчас большая белая шапка и небыстрый, но без пауз говорок выдаст лихую историю, которая заставит слушателей сорваться с места и идти дальше в ночь и мороз в поисках рыбацкого счастья.